Обожаю это чувство экстаза и адреналина только от того, что ты просто держишь в руках гитару. Обожаю скакать в сумасшествии по сцене и просто ловить кайф. Мне не нужна та дрянь, что продают в этих маленьких улочках и называют лёгкими наркотиками, чтобы накрыться пеленой чего-то дофига странного. Мне всё равно на то, что многие музыканты употребляют что-то крепче этого, честно. Я ещё не до такой степени опустился, о нет. Выпиваю порой, да, бывает. Но это просто, чтобы расслабиться и уйти от проблем, хорошенько проспавшись за ночь. И так всегда. Я не ищу иных способов для получения удовольствия. Мне вполне достаточно заняться сексом с красивой девушкой и потом закрыться в комнате с гитарой, продолжая изучать всё новые аккорды, придумывая новые сочетания звуков. Моим наркотиком всегда была, и я не сомневаюсь, что будет, музыка, она с того самого момента, когда я услышал композиции из «морнинг глору», по-настоящему въелась в мою душу, словно серная кислота прожгла каждый орган изнутри. Это звучит глупо и совершенно несуразно, но такова история моей безнадёжной, уже неизлечимой болезни. Я знаю, что мама хотела бы видеть меня кем-то преуспевающим типа работника банка или политика. Или она бы предпочла мне более спокойную работу, где я бы мог показать все свои лучшие качества: воспитанность и интеллигентность. Она бы этого хотела, но всё равно предпочла дать мне то, чего я желал. Право выбора. И я отдал своё сердце музыке, отдал всю свою душу этому делу, от того, вероятно, что эт дело заворожило меня. И это замечательно.
Той недавней ночью я остался в студии, что снимал наш продюссер в Ливерпуле. Не хотелось устраивать беспредел дома у матери, тем более в такой поздний час, или в гостинице. Люди просто бы не поняли моего поведения, при том, что я вообще-то очень порядочный для рок-музыканта человек. Остался я просто для того, чтобы привести себя в порядок. Несколько часов назад мы с ребятами отыграли небольшой концерт здесь, в моё родном, я бы даже сказал любимом, городе. Хорошо вышло, народ остался доволен. Я, чутка набрался, конечно, но это быстро выветрилось всё. Попрыгал на сцене, спел пару любимых песен, порадовал фанатов, снова чуть не повалил барабанную установку Джея. Несомненно, на самом концерт мне было хорошо. Но вот после него, я внезапно испытал обычную, в принципе, для себя потребность остаться в одиночестве. Что бы там ни было, мне хотелось побыть одному в этой чёртовой студии и сыграть столько песен, сколько только выдержат голосовые связки.
В общем, с бутылкой виски на пару, я сидел сначала себе на диванчике, напевал свои собственные каверы на песни известных исполнителей под акустику, а потом просто подключил гитару к усилителю и врубил микрофон в самой «коробке». Какая разница, если я находился в специальнооборудованной комнате? Можно было петь_орать_беситься, делать всё, что было только душе угодно; меня б всё равно никто не наказал. Уже нет людей, похоже, способных вселить в меня столько страха и, я бы сказал, совести. Ах нет, иззвиняюсь, есть один такой человек. Это я же, только в трезвом состоянии. Всегда сохраняю эту долбанную выдержку, веду себя деликатно и прилично, вот он я – Майлз Кейн. Человек, держащий себя под контролем. Конечно, не на сцене. Там мне можно стать раскрепощённым и творить бедлам. Мне есть куда выбросить энергию и это хорошо. Ладно, о чём это я. Даже несмотря на ужасную жару, чувствовал я себя отменно. Пофиг, что одна из любимых, точно облегающих фигуру, футболок теперь противно прилипала к коже. Всё равно, что в некоторых местах брюки также плотно прилегали к коже и я чувствовал себя немного омерзительно, но все равно не изменял себе и оставался на месте – пел. Треки менял точно с такой же скоростью, с какой пропевал их. Быстро, ловко, с свойственной мне силой.Я, чёрт подери, вкладывал в каждое пропетое слово столько эмоций, сколько на сцене не делал. Каждая композиия вызывала такой ажиотаж в мозгу, просто невообразимо, если честно. За всё это время я не раз вспоминал тех людей, для которых писал песни. И тех, кто вдохновлял меня на них. И не раз, да, определенно не один раз перед глазами вставал образ Тёрнера, зажимающего между зубами сигарету и готовящегося поджечь её в тот же момент. И чёрт, я бы с удовольствием сейчас сбежал от взгляда этого парня, но вот беда, ничего не вышло, он ведь был сейчас всего лишь плодом моей разыгравшейся фантазии. И я лишь пел. Это было единственным лекарством – выбиться, таким образом, из сил, тем не менее, наслаждаясь этой сумасшедшей пыткой. Наверное, я являлся немного мазохистом. Ага, моральным. Во время «Гив Апа» меня вообще торкнуло конкретно, учитывая, с какой силой я выкрикивал слова припева: орал буквально. При всём этом я позволял себе прыгать по всему залу и во время подбегать к микрофону. Ох, чёрт, так и медиатор от давления сломать можно. Быстро переминая струны и меняя тональность, я, похоже, корчил не только гримасы, но и в позах стоял весьма компроментирующих. Ахаха, радость для папарации. Главое - мне было хорошо, о да.
Как только песня закончилась, я просто в изнеможении свалился на пол вместе с гитарой. Все желания просто испарились вместе с частью влаги в моём организме, ничего не хотелось. Ни алкоголя, ни девушек, ни Тёрнера, в конце концов. Это более походило на кратковременный порыв абулизма, вызванный полной растратой сил. Передохнув чуть-чуть, я поднялся, не без покачиваний, конечно, снял с себя гитару, поставил её на место и вышел из самой «коробки». В самом помещении студии был небольшой диванчик, на котором я удачно устроился. После пола это чудо мебели казалось чем-то непривздойденно восхитительным, что я и отметил в мыслях. Кажется, я уже готов был окунуться в мир Морфея, но не тут-то было. Отвлёк меня противный звук громко звонящего мобильника, валяющегося на туалетном столике где-то определенно рядом. С томным вздохом я перевернулся и потянул руку, попробовал найти телефон. Благо, успешно. На экране телефона красовалась не просто физиономия какого-то моего знакомого. Нет, звонил человек, некогда самый дорогой мне после матери. «Алекс, совсем сдурел звонить в такой час»,- только и подумал я, пытаясь скрыть туповатую улыбку с лица – я был рад его звонку, наверное, потому что слишком соскучился по этому исчадию ада.
Перевернувшись на спину, я ответил на звонок. И тут начался разговор.. Чуток пьяный, но, чтоб его, красивый голос этого парня явно вывел меня из пелены опьянения… С небес на землю, короче. Я аж протрезвел. Чего он хочет? Моя ежедневная маска на морде лица сказалась и на интонации, я был спокоен. Как оказалось, он хотел спеть завтра 505 вместе. Должен ли я соглашаться? Вообще, хочу ли я этого? Он же и сам может справиться, это же весь такой самостоятельный Тёрнер, ему больше никто не нужен. Но что-то щёлкает в моём мозгу и я, что не удивительно, в обычной своей манере отвечаю: «Да, конечно»,- на том разговор наш и заканчивается.
Так как из-за этого Оленя я протрезвел, резона оставаться в студии уже не было. Может быть, оставшееся в бутылке виски ещё и могло бы меня немного разрядить, но уже явно не на этом диване. Потому я немедленно вызвал такси и отправился в отель, где меня уже ждал хороший номер, идеальная ванная и, главное, мягкая кровать.
Осознавать всё с утра оказалось намного сложнее, чем бездумно, на чувствах соглашаться среди ночи. Перспектива снова встретиться с этим самодовольным парнем на сцене, спеть с ним ту песню, которую мы писали вместе, очень привлекала меня, не скрою. Но что-то было в этом и странное… Немного напрягающее. Нынешние отношения меня и Алекса сложно назвать дружескими. Если раньше мы ничего друг от друга не скрывали, находили время на друг друга и были близки настолько, насколько могут быть близки друзья, то сейчас всего это не просто нет. Складывается такое чувство, что этого никогда и не было априори. А подобные рассуждения наводят на весьма печальные мысли, не так ли? Самое интересно, что стоит мне встретить Тёрнера на каком-либо мероприятии или вечеринке – мы ведём себя как два друга. Обнимаемся, обмениваемся общими фразами и стараемся шутить. Если людей вокруг мы и можем обвести вокруг пальца, то не друг друга. Уж слишком хорошо знаем друг друга.
Немного пугало само осознание того, что я-таки соскучился по этому кривляющемуся павлину, устраивающему на концертах шоу не хуже, чем в цирке Дю Солей. Бороться с явно нездоровым желанием спеть с этим парнем, снова побыть на одной сцене, как раньше, в некотором прошлом смысла я не видел. В любом случае, я всегда видел в этом слишком эгоцентричном человеке отличного парня, способного навести меня на вдохновение даже каким-то безвкусным оскорблением. Он был особенным, скрывать нечто очевидное несуразно.
Проснувшись от того, что в мой номер кто-то нагло пробрался, я попытался прийти в себя. Незванным и нежданным гостем оказался Джей – худой, нет, даже тощий, слишком миловидный парень. Он принёс мне сигареты и, как видно, свои нравоучения. Хотя, ему ли учить меня? Во-первых, я был старше его, во-вторых, я пил даже меньше, так что…
- Ребята предлагают покататься по городу, раз выдался свободный денёк, не хочешь? – спросил он, присаживаясь на кровать рядом со мной. Одарив барабанщика своим «добрым» утренним взглядом, я взял пачку сигарет, лежащую на тумбочке зажигалку, и закурил. Поднялся с кровати и в одних трусах защеголял по комнате, показывая всё своё превосходство. Чего уж, стыдно ему явно не было, а уж тем более перед Джеем.
- Я занят сегодня,- с сигаретой в зубах проговорил я, доставая из шкафа пару водолазок и брюк. После раскидав их на кровати, бесцеремонно поплёлся в ванную. Когда я вышел душа Джея и след простыл. «Тем лучше», - подумал я не без усмешки. Если я был таким «холодным» и абсолютно равнодушным, заставлять меня что-либо делать просто пустая трата времени. Выбрав чёрную водолазку, как обычно с высоким «горлом», брюки в тон, ботинки, какие были с собой и красный пиджак, пошёл сушиться. Поставив плеер на рандомное воспроизведение, я просто начал одеваться и подпевать в тон исполнителям. Как не странно, после вчерашнего мои голосовые связки не просят о пощаде. Моё физическое состояние металось между хорошо и чего-то не хватает для счасться. Что не хватало я знал, но не хотел этого признавать. Так или иначе, в скором времени я отправился на место проведения концерта. Я сегодня так хорошо поспал, что ко времени моего выхода из отеля, концерт обезьянок был уже в самом разгаре. Не то чтобы я сильно беспокоился по поводу опоздания. Я об этом вообще не думал, потому что по мне можно было часы сверять, я никогда не опаздывал. Меня позвали исполнить 505, а не слушать всё выступление – об этом уговора не было. Потому причин для лишних беспокойств просто не было.
Если бы я пришёл к началу_середине или ко второй половине мероприятия, Тёрнер узнал бы об этом, наверное, самый первый. А его чудо-размышления могут свестись к тому, что я пришёл послушать именно его. Нет, давать ему повод для подпитки его превосходства я уж точно не собирался. Потому пришёл точно к тому времени, когда должен был выступать. Разве что, успел застать «ду ай вонна ноу». И это было замечательно, да. Алекс, по-видимому, выкладывался на полную, как обычно… Но сегодня ещё лучше, чем всегда. Невольно я улыбнулся. Потом меня ненадолго отвлекли ребята из стаффа, с какими-то вопросами и прикреплением «оборудования». Чёртовы формальности порядком достали, но я вёл себя спокойно и любезно, как обычно. Когда я освободился, Тёрнер уже читал речь… И в своей обычной манере он снова нёс какой-то бессвязный бред. Это было его эдакой особенностью: я охуительно пою и сочиняю песню, но говорить, бля, до сих пор не научился. Это и нравилось фанатам, наверное. Его максимальная близость с людьми. И меня это радовало, правда, вызывало всегда усмешку и что-то из рода «фейс-палма». «Снег будет падать снизу вверх, когда этот парень будет говорить на нормальном английском»,- видно привитие себе американского стиля тоже чуть-чуть подпортило идеальность друга-англичанина и я это прекрасно замечал.
– Мой старый друг, мистер Майлз Кейн, леди и джентльмены! – говорит он, а я морально готовлю себя, словно отправляюсь в сущий ад. На самом деле, адом встречам с Алексом совершенно не являлась. Но колотило меня не по-детски. Я это ждал, очень долго. И, наверное, только сейчас признавал, что мне было необходимо снова оказаться рядом с этим парнем. Не просто обменяться парочкой тупых, никому не нужных общих фраз. Нет, мне нужно было быть рядом с ним и чувствовать то, что было раньше. То, что я получал, когда-то, кажется, давно.
Я, словно в замедленной съёмке, подымался по ступенькам на сцену. Рёв толпы, визги и приветствия, я просто пропускаю всё это через себя, медленно следуя на «своё» место, даже не взглянув на Тёрнера. Я уверен в себе, сосредоточен на том, что вскоре произойдёт и я убедителен. Да, я не заставляю себя так считать, это не самовнушение. Я просто так выгляжу. По крайней мере, я могу обмануть всех людей вокруг в том, что со мной всё в порядке и меня не покачивает от волнения.
По дороге я успеваю пожать руки всем ребятам и сказать слова приветствия, поправить свой и без того идеальный матовый красный пиджак, ну и взять в руки гитару. Быстро настроив её и взяв медиатор, я бросаю взгляд на Алекса. Похоже, тот готов начать песню, но что-то не так. Он подходит к стойке с микрофон,как обычно, но внезапно направляется в мою сторону. Я немного озадачен и взволнован, но всё равно, когда он подходит, делаю то, что хочу – обнимаю его. Также, как раньше. Он не видит моего лица, хорошо, потому что на нём не усмешка, на нём – улыбка.
Всё проходит также быстро, как и началось. Он быстро вырывается из моих объятий и готовится петь песню. Я не знаю, значил ли для этого парня мой жест что-нибудь, но, надеюсь, в закромах своего сердца он не оставит это забытым.
Я не теряюсь. Со спокойным, обычным видом готовлюсь играть… И началось. Первые аккорды, аккуратно переливающиеся звуки, бросающиеся в водоворот мелодии. Они складываются так красиво и хорошо, а потом Алекс дополняет своим голосом. Я стараюсь играть как можно чётче и лучше, не отвлекаясь на что-то из рода мешающих проводов. Пальцы сами находят струны, помнят, как надо играть. И, если Тёрнер может использовать свой голос для проявление каких-либо чувств, то в этой песне я могу только играть. Безошибочно. Великолепно. Смело. 505 – композиция очень сильная не только в своей смысловой нагрузке, но и в музыкальной обработке. И я рад, что тогда просидел несколько ночей вместе с Тёрнером, придумывая эту песню. Воспоминания не то, что мне сейчас нужно было. Они никогда меня не покидали. Я совру, если скажу, что хотя бы раз в день не вспоминал что-то, связанное с этим рогатым ублюдком. А сейчас… Эта песня, она просто раскрывала всё то, что давно хотелось сказать. И, наверное, это было заметно… Ведь я почти не смотрел на струны, а бросал взгляды то на Тёрнера, то на народ вокруг. Я просто знал, что нужно играть и как нужно играть, чтобы люди оценили это и визжали от восторга. И я делаю это с тем изяществом, с каким павлин на сцене поёт всё то, что на душе лежит уже давно.
Вот, композиция подходит к своему завершению, кульминации. И я стараюсь, правда, стараюсь быть настолько собой, насколько только могу. Я выполняю свю задачу отменно, нет сомнений. Что-то, конечно, вызывает во мне странное чувство сделать лучше, но я не позволяю ему вмешиваться в это выступление. Нет, если потеряю то, что меня связывает в данный момент с Тёрнером, одна волна вдохновения… Я просто не прощу себе этого, потому, с лёгкой усмешкой продолжаю выполнять свою работу.
И всё… Кажется, всё кончается. Последние аакорды, слова и… Визг женской половины оглушает, я имею проклятое желание просто свалиться и лежать, успокаивая сердцебиение и дыхание в целом. Но всё равно продолжаю стоять, наблюдать за этим парнем в нескольких метрах стоящим от меня. Я просто хотел бы продлить эту песню немного подольше, кажется, теперь немного жалею, что приехал только к исполненнию «ду ай вонна ноу». Чувствую, что вокруг меняется атмосфера, словно расстановка сил сменилась. Уравниваю дыхание, но жестоко ускорившееся сердце остановить не могу. Давление поднялось. Я не опохмелялся сегодня. Мысли в голову лезут чокнутые. Ноги немного покалывает. Я умираю? Он меня убивает? Или это взаимное уничтожение. Чёртова бомба замедленного действия. Нет, меня чертовски качает. Я не снимаю гитару с себя, потому что он держит меня на равновесии, не давая слабому телу свалиться куда-то назад. Медленно подхожу к Алексу. Мне жарко, чёрт, я слишком тепло оделся для этого места. Меня, в принципе понять можно: зима же за стенами здания.
И только хочу что-то сказать Тёрнеру, сам не понимая, чего я поплёлся к нему (для очередных объятий, возможно), как люди вокруг, помимо аплодисментов начинают кричать слишком очевидную вещь: The Last Shadow Puppets!!! И тут я просто забываю обо всём, что должен был сказать_сделать и т.п. Бросаю лишь простой, без доли смущения или осуждения взгляд на Алекса. Я бы хотел сыграть, спеть ещё что-нибудь, а он захочет?
